818022ee     

Куприн Александр - Молох



А.И. Куприн
МОЛОХ
I
Заводский гудок протяжно ревел, возвещая начало рабочего дня. Густой,
хриплый, непрерывный звук, казалось, выходил из-под земли и низко расстилался
по ее поверхности. Мутный рассвет дождливого августовского дня придавал ему
суровый оттенок тоски и угрозы.
Гудок застал инженера Боброва за чаем. В последние дни Андрей Ильич
особенно сильно страдал бессонницей. Вечером, ложась в постель с тяжелой
головой и поминутно вздрагивая, точно от внезапных толчков, он все-таки
забывался довольно скоро беспокойным, нервным сном, но просыпался задолго до
света, совсем разбитый, обессиленный и раздраженный.
Причиной этому, без сомнения, было нравственное и физическое
переутомление, а также давняя привычка к подкожным впрыскиваниям морфия -
привычка, с которой Бобров на днях начал упорную борьбу.
Теперь он сидел у окна и маленькими глотками прихлебывал чай, казавшийся
ему травянистым и безвкусным. По стеклам зигзагами сбегали капли. Лужи на
дворе морщило и рябило от дождя. Из окна было видно небольшое квадратное
озеро, окруженное, точно рамкой, косматыми ветлами, с их низкими голыми
стволами и серой зеленью. Когда поднимался ветер, то на поверхности озера
вздувались и бежали, будто торопясь, мелкие, короткие волны, а листья ветел
вдруг подергивались серебристой сединой. Блеклая трава бессильно приникала под
дождем к самой земле. Дома ближайшей деревушки, деревья леса, протянувшегося
зубчатой темной лентой на горизонте, поле в черных и желтых заплатах - все
вырисовывалось серо и неясно, точно в тумане.
Было семь часов, когда, надев на себя клеенчатый плащ с капюшоном, Бобров
вышел из дому. Как многие нервные люди, он чувствовал себя очень нехорошо по
утрам: тело было слабо, в глазах ощущалась тупая боль, точно кто-то давил на
них сильно снаружи, во рту - неприятный вкус. Но всего больнее действовал на
него тот внутренний, душевный разлад, который он примечал в себе с недавнего
времени. Товарищи Боброва, инженеры, глядевшие на жизнь с самой несложной,
веселой и практической точки зрения, наверно, осмеяли бы то, что причиняло ему
столько тайных страданий, и уж во всяком случае не поняли бы его. С каждым
днем в нем все больше и больше нарастало отвращение, почти ужас к службе на
заводе.
По складу его ума, по его привычкам и вкусам ему лучше всего было
посвятить себя кабинетным занятиям, профессорской деятельности или сельскому
хозяйству. Инженерное дело не удовлетворяло его, и, если бы не настоятельное
желание матери, он оставил бы институт еще на третьем курсе.
Его нежная, почти женственная натура жестоко страдала от грубых
прикосновений действительности, с ее будничными, но суровыми нуждами. Он сам
себя сравнивал в этом отношении с человеком, с которого заживо содрали кожу.
Иногда мелочи, не замеченные другими, причиняли ему глубокие и долгие
огорчения.
Наружность у Боброва была скромная, неяркая... Он был невысок ростом и
довольно худ, но в нем чувствовалась нервная, порывистая сила. Большой белый
прекрасный лоб прежде всего обращал на себя внимание на его лице. Расширенные
и притом неодинаковой величины зрачки были так велики, что глаза вместо серых
казались черными. Густые, неровные брови сходились у переносья и придавали
этим глазам строгое, пристальное и точно аскетическое выражение. Губы у Андрея
Ильича были нервные, тонкие, но не злые, и немного несимметричные: правый угол
рта приходился немного выше левого; усы и борода маленькие, жидкие,
белесоватые, совсем мальчишеские. Прел



Содержание раздела